Снаряд нам нами
Свистит — ну что ж:
У нас есть знамя —
Iисусъ Христосъ!

Каких бы гроз ни
Лилá судьба —
У нас есть лозунг —
Аллах Акбар!

И сверху боя
За наш редут
Наш мозг прикроет
Шаман-якут.

Вот почему я,
В весь мир плюя,
Весь мир нагну — и...
Что русский — я!

...А если — óх ты ж! —
Весь мир за край, —
То враг подохнет,
А мы все — в рай!

10.VII.2024

УБЕЙ КСЕНОМОРФА!

Назад тому лет полтораста на край неокрепших умов внедрилась чужая зараза — и вылупился ксеноморф.

Как ты, он печёт паляницу, и с виду — как ты на лицо, но нам с ним не договориться: он всё превращает в ничто.

Он храм превращает в бордели, у школ разбивает бивак, и с мёртвым убийцей Бандерой выходит тебя убивать, и с визгом насилует женщин, и пленников режет шутя, и, сделав из мирных мишени, во всём обвиняет тебя, и «грязные бомбы» готовит, и палец его не дрожит. Не спрашивай: «Как же такое…» — ты враг потому, что ты жив!

И всё это — не пропаганда, а плач наших мёртвых детей. Поэтому — вот вам команда:

— Убей ксеноморфа! Убей!

На суше убей и на море, и в воздухе тоже убей, неси его «матери» горе, как он жаждет крови Твоей! Убей ради общего блага, зарой ксеноморфа в земле, засыпь его местью-снарядом, как он убивал восемь лет.

Сражайся! Сражайся! Сражайся! Вопрос — наша смерть или жизнь! Забудь про вчерашнюю жалость — дерись, как бессмертный, дерись за тысячу сто лет России, за жён, как и за матерей, за то, чтобы в школу носили тетрадки из Пушкинских дней, за мир от Камчатки до Вислы, за детский футбол на траве, за то, чтоб «чужой» расточился — и снова возник Человек, с которым мы снова построим страну без господ и рабов. Поэтому — армия, к бою! Отныне — вовеки веков!

9.X.2022

Почему-то запомнилась бабка в платочке, с красным флагом в иссохшихся, чёрных руках: «Только не уходите, родные, сыночки, на кого ж вы таперя оставите нас…»

Я, конечно, сказал, что мы скоро вернёмся — да и что отвечать? Про «предательство в…»? И мутнеющий взгляд, еле сдерживав слёзы, я отвёл, а Бурят молча чистил стволы.

И ещё броневик, что пригнал Пускепалис, нам пришлось «подарить», отступая, холмам, да и много чего — как мы наотступали за Славянск, за Изюм, за Купянск, за Лиман.

И лишь всё разгоравшимся пламенем грело нас в полях, где на снег выпадали кресты: разобравшись в тылу, сделать жизни всей делом — отомстить, отомстить, отомстить, отомстить!

8.X.2022

Я ушёл в штурмовую бригаду,
Хоть имею «броню» с давних пор.
Лучше выбрать могилу без камня,
Чем смотреть на позор и позор.

Чёрный строй из бандитов и орков —
Сонм из ангелов с белым крылом:
Вот мой инно…
ва…
цьённый коворкинг,
Рота смертников — лучшая «бронь».

Пусть генштаб оказался продажным,
Но нам не в чем себя упрекнуть:
Мы здесь бьёмся, а если — то с каждым
Две гранаты (ты знаешь, кому).

Мы стреляем до ужаса метко,
Наконец-то свободен и рад.
Мы здесь бьёмся за Родину Предков,
Мы — ваш худший кошмар: вагнера́!

4.X.2022

Укрозомби в Суджу мы
заманили, ибо —
там они осýждены
на свою погибель.

Как Кутузов хитростью
отступал к Москве, мы —
бьём по роже тростью им
(по такой же схеме).

Так что тише, девочки,
панику отставить —
ведь за паникёрство СМЕРШ
будет к стенке ставить.

Залпы русской армии
обломали зуб им;
жив и легендарнейший
богатырь Поддубный!

И заместо чтоб такой
поднимать свой ор, ты
задонать хотя б биткойн
в военсрочносборы!

[кьюар-код на какой-нибудь заслуживающий доверия сбор]

Падёт песчинка, время истечёт,
асфальт, потрескавшись, вернётся к перегною,
враги забудутся. Но почему ещё
едва запёкшаяся рана снова ноет?

Лежи недвижно, не взметая пыль
томов, спасённых из библиотеки
Александрии — много лучше быть
рабами книги, а не ипотеки.

Арбатский дворик много лучше, чем
сожжённый солнцем пригород Хеврона,
однако что-то же влечёт мужчин

в отряды нового Крестового похода?

Семьдесят два часа остаётся до
варварского нашествия. Нам пора
если не брать оружие в руки, то
требовать поскорее собрать отряд
лёгких кавалеристов, затем, чтоб те
атаковали на марше их легион —
но отправляется только письмо-протест,
а также жалоба секретарю ООН.
Бог отвернёт от тех, кто не держит меч,
Рок покарает тех, кто забыл про день
Ысыах (так якуты зовут день встреч,
когда Род возжигает кострище, затем, чтоб не
оказаться отрезанным от огненных столпов,
восходящих к солнцу, как искры из-под подков),

а между тем, детка, — варвары уже здесь.

Будет мало длинного языка,
Чтоб сказать всю правду тебе в лицо,
Что твои глаза ароматны, как
Хачапури тётушки Элисо.

Будет сложно множить один на два
И читать молитву у алтаря,
Если днём и ночью одни слова,
Что вот эта женщина — не «твоя».

На болоте жалобно стонет выпь,
Обгрызает корни кувшинок лось.
Что угодно, чтобы совсем забыть
Этот голос и аромат волос.

То есть был отвергнут, и как бы боль,
И не за неправильные глаза,
А за то, что меньше, чем полный ноль,
Где другой бы просто пришёл и взял.

И осталось только всего одно:
Пара строчек, подпись и пистолет,
И рука у сердца, и стук о дно,
И мгновение, длящееся сто лет;

И «прошу зачислить», и встать под флаг,
И присяга, и поцеловать клинок,
Представляя — это её глаза,
Или след холодных и влажных ног.

Потому что только лишь на войне
Твоя недожизнь получит смысл,
Наконец-то просто забыть о ней
C расстояния в дюжину тысяч миль.

И под небом плавящейся Латакии
На песок пустынь припадая ниц,
Ты запомнишь правильную цитату —
Что
Империя
шире
своих

границ.

Умереть за Империю —
это высшая честь:
как вскарабкаться первым на
ледяной Эверест;

умереть за Империю —
это значит достичь
высшей формы бессмертия
в пантеоне святых.

Нам не важно, какой у вас
цвет волос или глаз
и какого достоинства
твой фамильный алмаз —

от экватора к полюсу
мы стоим на одном:
даровать всем по совести
справедливый закон;

гибнуть с ясными лицами,
но сдержать рубежи —
с этой честью сравнится лишь

для Империи жить.

Мольба за военнопленного

Аромат вина опьянит солдат,
нам казалась, что — это навсегда:
ананас и устрицы к нам на стол,
словно бы и не было этой столь
тяжелейшей, тягостнейшей войны;
аккуратных писем, когда войти
с именным конвертом — то значит брать
и лишать надежды, что, скажем, брат,
я не знаю, сын, муж, отец, жених —
каждый день за них я молитву ниц, —
аллилуйя, Господи, Он — всеблаг,
шёпот, крик, лампадка и чуть тепла:
если можешь, можешь, прошу душой,
верный муж пусть будет навек с другой,
а отец и сын пусть отринут мя, —
ради Бога, только бы не томя
ожиданьем — тело сниму с души,
в горле я рыдания задушив,

а всё лишь бы — Он оставался жив.

Артиллерия бьёт по квадратам —
не сбивай драгоценный прицел:
если ненависть не избирательна,
то снаряд же — напротив, жалел,

а порой и совсем не взрывался,
дважды падав на берег реки
Ыб — и чувствуя в этом названьи
шевеление Божьей руки.

Ей же ей, продолжай отмечать на
карте красные плюсы помет:
от Черкесска и вплоть до Камчатки,
вплоть до гор бутафорской взрывчатки —

арт — не пушка, а лишь «арт-объект».

Втискивая в чужую голову туман снов,
из которого уплотняется восьмичасовой мир,
как бы я ни хотел вам дарить одно счастье — но
теннисный мяч улетает на сотню миль

от игрока, забывающего, что нам
радоваться не стоит по «24/7»,
и уж тем более бить себя по штанам —
я мол, счастливее, чем кто бы ни был здесь.

Как бы ни грело солнце — медведь космат,
он распрямляется медленно во весь рост,
суживая глаза, словно тот Козьма
Минин, ещё вчера и не знавший, что

ад разверзается перед его порогом — и
тут так и так не уйдёшь от своей судьбы,
от возложения на себя полноты
всех обязанностей преступника и судьи —

армию перед боем всегда погружают в сны.

Обстреливать Париж из пушки «Колоссаль»,
лишить Акрополь храмов, как лорд Эльджин, —
Европа кончилась, а значит, и не жаль
слабеющих мужчин и бородатых женщин.

Я наносила тушь на кончики ресниц,
на шпили и кресты пустых соборов Кёльна —
однако сколько бы ни падала я ниц,
сдирая накладные ногти о колонны,

обрушившиеся от времени и бомб, —
в душе и наяву по-прежнему не больно:

артерия Европы, здравствуй. Я твой тромб.

У северной женщины костёр любви
разгорается медленно — впрочем, если
он разгорится, то может испепелить.
Именно поэтому лучше отгонять мысли

о твоих глазах, о невообразимом, о дне,
когда на уголёк сердца прольётся дождь,
и мы остаёмся вместе с тобой одне,
и я честно говорю тебе, что

так хотел бы вместе с тобой
провёртывать многоходовки
и делать фотообои
с охоты на небесных китов, и

так хотел бы от тебя трёх детей:
мальчика, девочку, саблезубого тигрёнка;
но в предстоящем сражении за Суверенитет
нашей страны не отделаться малой кровью.

Брату не страшно за правое дело в острог:
если яичница, как же не треснуть яйца?
Нет, брату страшно, если вдруг что с сестрой,
и потому прощай. Пожалуйста, не влюбляйся.

2013

5/VII/1841

Под бронежилет надеваю свитер.
В этих горах — то мороз, то бой.
Да, мужчина отдал бы всё на свете
Ради того, чтобы быть с тобой.

Если в ушах раздаётся музыка,
Значит, у солдата оглохла совесть.
Так хорошо бы лишиться разума,
Чтобы он не порождал чудовищ.

Музыка — это карточный домик,
В которые превращаются города.
Да, мужчина отдал бы всё, чтобы
У его детей были твои глаза.

Вчера в пустяковой стычке
Погиб кавалерийский поручик;
Я читаю его записки
О женщине из Петербурга;

Я хотел бы навечно и навсегда,
Этот народ понимает только обычай силы,
Не чтобы физически обладать,
А просто видеть, как ты красива.

Завтра мы спустимся с гор,
Убивая всё неживое;
Впрочем, если мы не убьём,
То лишимся своих устоев;

Я вспоминал о твоей улыбке,
Когда ворвёмся в очередной аул,
Я читаю о том, что когда-то было:
Бал у посла и последний ужин;

Мой дорогой, это была игра:
И мы были чисты, как дети,
Есть что-то детское в том, чтобы убивать,
Потому что не думаешь о последствиях;

Ты не думаешь, нажимая на спуск
И на всём скаку разрубив с размаху;
Милый друг, я благодарю
Вас за ваше бесстрашие,

Это было так мило — преподнести эдельвейс
Из ущелья, занятого бандитами;
Я так рад, что она не будет стареть,
Как и всё, чего не увидишь;

Я читаю записки о том, как он
Вспоминает в последние минуты боя
О том, как она говорит с послом
О том, когда станет его женою.

Я обнажаю клинок и зубы
С чувством длящегося тысячелетия;
Не пытайтесь входить в аулы,
Не будучи уверенными в подкреплениях;

И смотреть, как совершенны твои
Глаза и легки движения —
Это единственное, что должно быть,

Это единственное, что имеет значение.

«Каталония будет свободной!» —
ты ответишь в ответ на расстрел,
оставляя им девять полосок
красной кровью по жёлтой стене.

— На плечо!
«…от Альге́ро до Тéка…»
— Пли!
«…от Барсы и до Канигý…» —

И лавина начнётся от эха,
что
«свобо…
Каталония…
бу…»

11 сентября

Подражание Батюшкову

Перо бежало прочь из отческой земли,
Презрев Москву и пряничную Тулу —
И вот я провожал ахéян корабли
И подражал учёному Катуллу.

И в Лейпцигском огне, где падал труп на труп
И небо сотрясали пушки,
Я мыслью оставлял кровавый ратный труд,
Стремясь воспеть любовь моей Пастушки!

Но я вотще бежал разбережённых чувств,
Отдохновенья не найдя за морем.
Не излечить тоску изяществом Искусств,
И страсти не унять Покоем.

1813

ВЫ ПРОСИЛИ СОЦИАЛЬНЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ ЛИФТ И ГУМАНИЗАЦИЮ ПРАВОСУДИЯ? ВОТ!

Даже захитроплановцы знают о наличии заказных уголовных дел; я мог сам бы привести целый перечень. Но зачем? О деле Грудистова (где присяжные знакомы друг с другом) снимают телесюжеты, говорят по радио, бесплатно пишут телеграмо-стотысячники — ну и? Грудистов в Иваново по неосторожности убил человека — словил 8 лет; некто Редькин на Камчатке по неосторожности убил человека — словил 9 месяцев. Это та общественная стратификация, которую мы имеем: Грудистов — мелкий бизнесмен; Редькин — экс-депутат и миллиардер.

Но ведь вам ничего и не обещали. Вам не обещали до последней крови защищать Волчанск и Купянск; вам не обещали социальной справедливости, вам не обещали идеально работающие суды, вам не обещали, как я уже говорил, ничего, кроме того, что вы будете более-менее прилично жить: не богато, не чрезмерно, но хоть сколь-то нестыдно: с трезвым сантехником, который через час приедет и подкрутит кран (да, за деньги, но ведь и в СССР вам пришлось бы сунуть ему тогдашнюю валюту —бутылку); и ещё с кредитной, но своей машиной, с ипотечной, но своей квартиркой в ЖК «Мытищинское Moudiscsche» — и даже сейчас, когда Леонид Ильич Байден не готов выдвигаться на следующий президентский срок, потому что с такими макроэкономическими показателями на Западе любой кандидат от правящей партии будет самоубийцей, — даже сейчас ваша жизнь удобоварима. Я вот был в Астане — там такси бизнес-класса стоит ₽150, ужин в топоресторане — ₽1500 (на наши деньги, с кониной). 120 лет назад русский человек мог чувствовать себя барином в Париже, каждая историческая эпоха имеет тот Париж, какого заслуживает.

Но вселенная стремится к гармонии. Старый мир исчезает вместе с его столпами; даже Алла Пугачёва растворяется в шуме времени, как деактуализировалась к 1918 году блоковская Незнакомка.

Видос месяца: человек, похожий на одного известного ресторанного критика и военного эксперта, в одной из российских колоний собирает людей в ЧВК Вагнера. Если бы я был золотарём со стриминговой площадки, я родил бы сценарий в духе Le Comte de Monte-Cristo: заимствованный, как любой сюжет — главное, не забудьте про межрасовый секс на клиффхэнгере.

Ибо да, у нас есть (1-я серия нашего сериала) сфабрикованные уголовные дела, но у нас есть (2-я серия) и пороховое помилование в Окопах Угледара: первое незаконно, легальность второго спорна, но минус на минус даёт российско-федеративный плюс.

Леваки и либералы примутся истерить — однако мнение Ксении Сёминой или Константина Собчака находится в одном ящике со свежей пластинкой Пугачёвой. И когда из ГУЛАГа в 1940-м доставали Рокоссовского и Королёва, им могли предложить… ну, машину «ГАЗ-М1»; а сегодняшние (будущие) Рокоссовский и Королёв, записывающиеся в ЧВК, получают возможность не просто защитить свою Родину и свою честь, но и получить призовые.

Потому что весь этот постмодерн, где главная западная поп-группа в разгар Холодной Войнымогла давать интервью советскому молодёжному журналу, — ЗАКОНЧИЛСЯ. Началась настоящая война — как Великая Отечественная с дронами «Моджахед».

Это момент истины, это превращение блёклого маркетолога Пьера Безухова в Волка По Имени Смерть — то есть, в конечном счёте, в мужчину.

Наша проблема в том, что демократия и свобода в 1991 (или «демократия» и «свобода» — не цепляемся к терминам) достались нам без усилий. Но за свободу нужно бороться, её нельзя получить за так. Люди в сером из безымянной российской колонии уже показали это нам на своём примере; и лишь вопрос времени — распространение этой борьбы за свободу на всю российскую колонию: какой каламбур.

И даже после сентябрьского указа о частичной мобилизации (коя, помяните мя, выльется в нечастичную) капитализм и его вершина — Частные Военные Компании — всё равно остаются нравственнее. Потому что общемобилизованные солдаты получают от депутата напутствие в виде: «вы всё равно должны платить ипотеку»; а «вагнерá» — честное предупреждение, что в аду они будут лучшими.

22 сентября 2022 года

(I/III.)

Ты такая крутая баба!
У меня на тебя стояк!
Я б хотел с тобой сделать «бэби»
И подкручивать твой стояк.

Головой над — свитчблэйды-дроны,
Голове в — твой скромный бюст.
И я знаю, что мы, как дронты,
С тобой вымрем — но я боюсь.

И над «строис» твоим поойкав,
(Шанс на жизнь — единица к ста),
Что мне нечего дать такой, как...

(С Днём Рождения тебя, кста).

(II/III.)

Ты опоздала с эрой где-то на два эона:
Жить тебе б не Свинцовым, а Легендарным Веком
В той романтичной сказке в летнее «время óно»,
Повелевать драконом с глазом под третьим веком.

Ты бы была принцессой, тискала б лютоволка
И ожидала в зáмке белых коней на принцах...
Но попадались только (?) бы финансисты с Уóлл-стрит
Да недополитолог с парой цитат из РИНЦа.

Впрочем, им в мире воинов-рыцарей было плохо:
Плача, как на суде бы плакал сам Генрих Падва,
Кони на принцах только то и могли, что охать,

Что началась их эра раньше эона нá два.

(III/III.)

Ты смешная, как панда Катюша —
Твоя тёзка из Москоу-Зу.
Ты не дура попить и покушать
И в работе — включить стрекозу.

Молоко бык корове не спортит:
С каждым годом — оно лишь парней.
Ты всё так же лидируешь в спорте
«Как собрать всех токсичных парней».

Так что пусть остаётся твой Писарь
(Завершу деньрожденный сонет!)
Летописцем реки (Амур, Тиса ль?),
Что по-старославянски течет,
Ткань пространства на время нанизав —

Лишь бы ток не кончался, о нет!

Привет, Ильмира! Ты уже с Москвой
здороваешься туфелькой по трапу,
или в стране каньонов и секвой
готовишь почву новому стартапу?

Я бы хотел дарить весь Новый Свет
тебе, и Старый, делая в них первой,
но в силах дать лишь вянущий букет
той, что вращается в кругах миллионеров.

Я бы хотел бросать к твоим ногам
богатства мира — к дивно стройным ножкам,
но как письму добраться на почтамт,
когда писатель меньше, чем ничтожен?

И остаётся только умолять,
чтоб ты отвергла эти уговоры
летевшего на пламя мотылька,
сказав: ты стар, и ты чрезмерно молод,

чтоб тот наполнил чувствами перо —
и на бумаге закипела буря…
Красавица, гони поэта прочь

хотя бы из любви к литературе.

Подражание русскому классическому романсу
(из пьесы «Варяг»)

Сад был полон луной,
И свистел соловей,
Мы стояли с тобой
Под покровом ветвей.

Серебрилась листва,
Влажным ветром дыша,
Но отвёл ты глаза
И отпрянул на шаг.

Прошептал — всё прошло,
Всё, что было, забудь,
Мне с тобой тяжело,
Прежних чувств не вернуть.

Замолчал соловей,
Закатилась луна,
Я кричала, но мне
Был ответ — тишина.

И пройдёт много лет,
И заброшенный сад
В облетевшей листве
Будет напоминать,

Как сквозь ветви луна
Преградила нам путь,
И ты мне прошептал —

Прежних чувств не вернуть.

31/VIII/1941

Елабуга. Август. Верёвка да мыло.
Ленись и работай, печалься и смейся —
исходные данные неумолимо
задвинут любых игроков за скамейку.

Аккорд пианино, скрип мела по доскам,
ван Дейк и Веласкес в музее Подольска —
единство и как бы противоположность —
тарелку так холодно мыть под холодной —

а руки все в язвах, но мозг на подъёме;
теперь-то я знаю, что чувствовал йомен,
едва он ушёл из шотландских баллад (про
разбойников Шервудского лесочка) —
на мои полуобморочные листочки.

Я честно работала, я старалась:
водила по грязному дну мочалом,
скоблила засахаренный кофейник,
корпела над переводом в сфере
английской поэзии. Крюк над печкой —

яко Бог шлёпнет штампик на пропуск в вечность.

15/IX/1914


Петроградское небо идёт дождём,
и Европа скатывается в кровавый хаос.
Где же наш трамвай? Всё-таки дождём:
на извозчика у нас не осталось.

Будет жалко тех, без имён и титулов, —
если что, мы-то сможем спокойно выспаться
на парижской квартире — как там их — Дмитрия
Мережковского и его сучки Гиппиус.

Где-то там не нас поливают бомбами,
и не нас бросают на землю брустверов,
и бросают землю сухими комьями
не на твой зрачок, не способный чувствовать.

Но у нас восприятие тонких сфер,
обострённая хрупкость душевных чувств.
Есть в Париже где-то мужской бордель,
содержатель — некий Марсель Пруст.

Посмотри, барин тащит так много нош.
Он, наверное, больше к нам не вернётся.
Оглядеться. Повыждать. Кизлярский нож.

Война далеко и нас не коснётся.

1943

Американская тушёнка так хороша на вкус —
наверное, даже лучше наркомовской стаграммулины.
Жизнь заставляет учить стихи наизусть,
если они — единственная защита от пули.

Лучше быть обыкновенностью, серединой, нулём,
ибо самые храбрые и трусливые здесь погибают первыми.
Надо же, снег — почем бы он так солён,
ало-багров, или чёрен, и свет померкнул.

Главное — положить в нагрудный карман
рукописное стихотворение Симонова «Жди меня»,
или «Василия Тёркина» — это как раз по нам,
Господи, как раз по нам вдарила артиллерия.

Отдых, и так спокойно, и как не жил.
Радужный мост выдержит массу танков.
Я вижу в небе чудесные миражи,

не понимая — ты медсестра или ангел.

Новиопский диптих

(I/II.)

Изготовлю чучело Немцова
с мусорным ведром на голове.
Наслаждаясь, наплюю в лицо вам,
проходя по солнечной Москве.

Разошлю вам фотки в пост-релизах,
пояснив, что это — «перфоманс»,
тегну дочь Пескова… как бишь… Лизу
через экстремистский «Инстаграм».

А когда взорвутся вонью скунса
все трендсеттеры и телеглавари —
я скажу про «современное искусство»
и про «право мыслить и творить».

Потому что если б я, к примеру,
сжёг на Пасху чучело Христа —
мне бы дали премию за смелость
ваши же блудливые уста.

А для нас
и Ваня из Донбасса,
и Борис Ефимович Немцов —
все в едином траурном кадастре
Божьих мучеников, Божьих простецов.

А для вас
все гибнущие эти —
это почему-то — ох, не те:

жрёте русский хлеб в своём Сиэтле —

ну когда ж вы, сука, óхнете?!

27.II.2015

(II/II.)

Чубакка

Обросший рыжей шерстью.
Осклабленная пасть.
Ужасней трёх нашествий,
он всех заставит пасть
на голые колени,
а если кто роптать —
считай, что день последний
тому отмерил тать.

Трепещет в лапах жертва —
ослабит хватку зверь
и льстиво речь завертит:
попробуй-ка, поверь —
во сне тебя оденет
узлами цепких пут,
потом твоих же денег
стрясёт за твой капут.

Душа Чубакки рада
страданиям людей:
он сам — Державна Рада,
всё время смотрит, где
пограбить без опаски;
а слабенький царь Лев
Чубакке не указка,
коль сам ни прав, ни лев.

2004

Москоу-Сити покоится на подземном озере —
артезианская скважина скоро зафонтанирует,
радуя маленького таджика в большом бульдозере,
или — как там у Фёдор Михайловича? — фраппируя
ястребов империализма, стремящихся к
половой распущенности русского вечно бабьего (от
Аннино и до Марьино) — крайне, тащемто,
вульгарно истолковав работы Н.А. Бердяева.
Лестно, конечно, думать, что мы под этими
еврогуманитарными бомбардировками всё же выдюжим;
но, пробуждая таджика, в потоке встретятся
камни, вполне живые с таким классическим

ордером — кажется, всё-таки ионическим.

Детям о природе

(I/II.)

На первом уроке
Мы сели за парты —
На Дальнем Востоке
Живут леопарды.
Бесшумно ступают
Их сильные лапы,
И мех так сияет,
Как мягкие латы.
Ночами белеют
Их острые зубки,
И сладко в тепле им
Пятнистой их шубки…
Но нам рассказали,
Что злые ребята
Силки и кинжалы
Готовят котятам!
Пойду в офицеры
На Дальнем Востоке —
Тогда браконьер бы
Не бил тебя, котик.
Забылись мы что-то,
Вернёмся к домашке —
Отправим скриншоты

Серёжке да Машке!

(II/II.)

В глубине лесных чащоб
Нам тебя не видно.
Ты — собака, а ещё
Ты енотовидная!
Кушаешь малину ты
Или земляничку.
Здесь на Сахалине мы —
Братья-пограничники.
Раз пошли зимой в обход,
Катер с полным баком.
Вдруг на льду — не то енот,
А не то — собака?..
Стоп, машина! Правь туда!
Мы спасём животное!
Ты на льдине, а вода —
До чего холодная!
Льдину в море унесёт
Сильное течение.
Не ходила б ты на лёд!
Ну и приключение!
Дотянулся? Подбирай!..
Только ты тревожно
От меня ползёшь на край
Противоположный.
Знаю, как тебя принять!
Надавил на льдину —
Ты скатилась на меня
Меховой лавиной.
И теперь солидно я
Делаю себяшку.
Ох, енотовидная,

Ты такая няшка!

Тряслись медузы фонарей… В ту ночь я видел странный сон: стояли толпы гопарей, свистел со смехом бесов сонм. И всякий сипло восклицал, что жаждет жизни и дождя, что власть отдали подлецам, что все устали ждать вождя.

Так колыхался дикий крик — пока не взвился серый вихрь и человек вдруг не возник, со смехом глянувши на них. Сияло солнце, снег блистал, и ветер нёс седую песнь — но солнце было солнцем скал, а ветер был рождён не здесь. И в свете солнца крылась тьма, от рёва ветра стыла кровь, и вдруг разрушились дома — и закружилась вьюга вновь.

И вскинул руку человек — восторгам не было конца; тогда одним дрожаньем век он стёр у всех черты лица. Отара двинулась за ним — он обещал ей солнце Ницц; над ним зажёгся жёлтый нимб и люди, плача, пали ниц. Когда же каждый стал как труп — то сверху песня полилась:

«Уж заготовлено семь труб,
чтоб объявить Господню власть;
уже Антихрист между вас,
ему все кровь свою несут,
но Бог давно назначил час,
когда свершится Страшный Суд
и встанут трупы из могил,
и зашатается земля,
и свет шести огнистых крыл
затмит собой сиянье дня,
и солнце ночью не зайдёт,
и испарится океан —
Сын Божий с неба низойдёт,
карая падших христиан.
Но лишь Создатель знает день,
когда Судьёю станет он
и всё исчезнет, точно тень
и всё растает, словно сон.

2004, 2014.

Пародии на новиопскую поэзию

(I/II. НАЙДИ ТАЙНОЕ ПОСЛАНИЕ!)


Опустив Россию в братскую могилу,
Партия воров, мошенников, убийц
Против подлой лжи, откатов и распилов
Ополчила граждан всех сортов и лиц.

Злом на зло ответить мы имеем право
И поднять восстанье можно, если нас
Целую эпоху мучает кровавый,
Избранный не нами лысый Фантомас.

Ярость пусть сомкнёт ряды свободных граждан,
Смело в бой пойдёт наш миллионный марш,
Он из потных тел полиции продажной
Сделает высококалорийный фарш:

Если кровь невинных сковырнёт Урода —
То, як в Украине, будемо Свобода!

2013

(II/II. ПАРОДИЯ НА ВЕРУ ПОЛОЗКОВУ)

Я — робособака из советской детской книжечки — Рэсси
Совершив алию в свой внутренний Иерихон
В знак своего протеста против расейской агрессии
Перехожу Ингулец, совершая трансгендерный переход

Я обращаюсь к страдающим жёнам азивцев:
Отрежьте, пожалуйста, и просоди́чно пришейте во искупление гре-
Хов русских белых цисгендерных, которые даже Сивцев

Вражек отняли у меня в том снежношовинстическом феврале

За что я люблю свою Родину?
За золото вольных полей,
за силу спокойную вроде бы
неярких её тополей.

За что я люблю свою Родину?
За голос двухсот языков,
который по-русски от Одера
дошёл до Курил-островов.

За что свою Родину гордую
мы любим на долгую жизнь?
За солнце и реки, за горы и
мерцающие витражи

в церквях, в синагогах, в дацанах, в
мечетях; за то, если где
святую мы правду отстаиваем,
то вместе поможем беде;

за Пушкина и за Гагарина,
за Дягилева и за спецназ;
за то, что, заплакав проталинами,
придёт молодая весна.

Люби свою Родину милую,
мой сын, моя кровь, моя дочь,
за то, что нигде больше в мире ты

иной никогда не найдёшь.

От края миров и до края
раскинулась наша страна,
как Бог, полноправно карая,
как Бог, награждая сполна.

Голодному — доброго хлеба
от сердца положит на рот
наш вольный, большой и умелый
миллионоликий народ.

Мы разные верой и кожей
от Белых до Чёрных морей,
но вместе мы будем и сможем
покрасить небесную дверь.

Ура! — долетает наш возглас
от южных до северных звёзд.
Ура! — значит, новый апостол
свой свет подо тьму понесёт.

Ура! — протяни свои руки
сквозь пропасти — брату-сестре,
скажи в переводе: «Я — русский!»
себе на своём языке!

7 ноября 2013 г. Красная поляна

Петербург

Чугунно-литейная стать,
великодержавный поребрик,
львы держат устои моста —
последние скрепы империй.

Дымится балтийский янтарь
на бочке с камчатской икоркой.
Купец Елисеев, продай
батон с черносливом и коркой —

ведь это единственное
оставшееся от Государства,
где место для Этих и Тех
в любой тесноте оставалось.

Блокады не будет, мой друг!
Распродано всё, что дороже;
остался один только Пу-
шкин на Царскосельской дорожке;

волчонок, не плачь и не вой
на маковки мёртвых соборов:
мы вновь поплывём над Невой,
мы топки зажжём в паровозах,

мы в небо начнём поднимать
упавшие замертво шпили,
так, что ни Младенца, ни Мать
никто не посмеет обидеть;

мы будем без плана и вдруг,
чисты и невинны, как дети,
приехавшие в Петербург
из всех новопрошлых столетий.

Мосты разведутся, едва
лев лапой сойдёт с Е4.
Корми петербургского льва!

Он держит когтями — ▢ ▢ ▢ ▢ ▢ ▢ !

(II/II.)
ХОЧЕШЬ ЖИТЬ — САМОМОБИЛИЗУЙСЯ В НАРОДНУЮ МИЛИЦИЮ ЛДНР!

Анафора — самой простой ораторский приём, когда каждое предложение имеет одинаковое начало.

Служба в армейских частях ЛНР или ДНР — самый простой способ не только остаться в живых, но и принести пользу Родине, вписать своё имя в вечность, овладеть массой полезных для мужчины навыков — и когда лет через пятьдесят, на торжественном выносе Ленина из Мавзолея для его перезахоронения на Марсе, все будут вспоминать, с чего же всё начиналось, то ты будешь скромно молчать — и это твоё молчание будет весить больше, чем тысячи бахвальств.

Потому что, самомобилизуясь в ЛНДР, ты сможешь отправиться в то подразделение, какое выберешь сам — а не будешь подкидываться вместе с кубиками в Распределяющей Шляпе товарища военкома.

Потому что на стрельбищах там ты будешь отстреливать по девять КОРОБОК патронов — тогда как «где-то ещё» тебе будет положено по девять ПАТРОНОВ в сутки; то есть, выпустив очередь, ты остаток дня проведёшь не на ОГНЕВОЙ, а на СТРОЕВОЙ подготовке.

Потому что народные республики восемь лет готовились к неизбежной «войне-продолжению», восемь лет выживали под непрекращающимися обстрелами, восемь лет совершенствовали взаимодействие родов войск на самом беспощадном из всех полигонов — и прошли естественный отбор ещё в первые месяцы: кто не мог тут выжить — не выжил; командиры, забившие на светомаскировку располаг или подгонявшие автоколонну к заправщику при свете дня в чистом поле — давно отправились в Элизиум, думать, а что же они в прошлой жизни сделали не так.

Потому что, объективно, с боеготовностью, уровнем оснащения и качеством управленческого решения в частях ЛДНР может соревноваться лишь «Вагнер» — но, как с любым успешным стартапом, СЕЙЧАС попасть в легендарное ЧВК для тебя окажется сложнее — ведь туда берут только лучших воинов, и тебе, офисному партизану без боевого опыта, лучше всего начать с чего-то лайто́вого.

Потому что вызов арт-поддержки там работает как «Яндекс-такси» — буквально: запрашиваешь, оперативно приходит; а «где-то ещё» можно ждать и четыре часа.

Потому что располаги там утеплялись и укреплялись годами, в большинстве из них есть даже интернет (а каким образом, ты думаешь, местные командиры регулярно пишут в телегу?); можно посмотреть последнюю серию любимого аниме — ибо да, там не будут отбирать телефоны, и ты сможешь стать не только бойцом, но и медиа-бойцом — если захочешь, конечно.

Потому что — главный аргумент следует приберегать напоследок — дальнейшие волны мобилизации весьма вероятны, и куда лучше занять проактивную позицию, а не ждать (не)понятно чего.

Потому что — хотя это и не столь очевидно — анафорические конструкции имеют не только одинаковое начало, но и схожую ритмико-синтаксическую структуру. И если, прочитав эту бересту, вы скажете: «На кой ляд агитируешь вступать в боевые части, сам не взяв автомат», — то сперва соберите в поддержку армии или тыла хотя бы миллион рублей (и представьте финансовый отчёт об их трате), и тогда я с удовольствием с вами подискутирую. А пока — учитесь воевать, применяйте самый мощный ораторский приём, даже более мощный, чем анафора, — кольцевую композицию: когда структура произведения прямо-таки заставляет вернуться к началу и вновь перечитать его главную мысль-заглавие.

26 ноября 2022